Проекты

Новости


Архив новостей

Опрос

Какой проект интересней?

Инновационное образование и технологическое развитие

Рабочие материалы прошедших реакторов

Русская онтологическая школа

Странник

Ничего не интересно


Видео-галерея

Фотогалерея

Подписка на рассылку новостей

 

Г.Г. Малинецкий: Не потерять будущее - сохранить Россию!

Георгий Малинецкий.

ЧЕМОДАН БЕЗ РУЧКИ ИЛИ НАДЕЖДА РОССИИ?

Мысль собрать вместе людей, исследующих природу, общество и человека, в специальной организации и тем самым облегчить их поиск, принадлежит выдающемуся философу, мыслителю, основоположнику эмпирического метода познания, государственному деятелю и современнику Шекспира Фрэнсису Бэкону (1651–1626). Он же предлагал создать организацию, помогающую внедрять придуманное учёными в промышленность, в сельское хозяйство, в военное дело и государственное управление.

Первая идея, высказанная четыре с лишним века назад, нашла воплощение в академиях наук, созданных в разных странах. Вторая была реализована гораздо позже, уже в ХХ веке в государственных органах, обеспечивающих развитие науки и использования её результатов. В СССР таковыми был Государственный комитет по науке и технике при Совете министров (ГКНТ). В новой России, судя по названию, Министерство образования и науки, должно было бы выполнить эту функцию. Но этого нет.

Наука для страны является сложным важным и достаточно дорогим инструментом, позволяющим, в конечном итоге, решать многие задачи общества и государства. Сложность заключается в том, что мы, как правило, не представляем, насколько трудными окажутся следующие шаги в неизвестное и каких усилий они потребуют.

Кроме того, существует «технологическое запаздывание». Результаты фундаментальных исследований воплощаются в конкретные технологии примерно через полвека. Прикладные разработки приходят в промышленность и меняют её через 15–20 лет. Начиная опытно-конструкторские работы, надо иметь с десяток лет в запасе. Это наглядно показывают инновации в оборонном комплексе — от начала финансирования создания нового оружия до того, как оно поступит в войска, в среднем проходит 10 лет.

Но всё это характерно для обычной ситуации. В чрезвычайных обстоятельствах время как бы ускоряется — результаты фундаментальных исследований могут оказаться нужны не через полвека, а немедленно. Атомная бомба в СССР была сделана за 7 лет. Без фундаментальных, выполненных на высоком уровне исследований по геологии урана, радиохимии, физике атомного ядра и многих других, сделанных задолго до уранового проекта, это было бы невозможно.

В 1990-е годы научная политика России строилась на основе «гайдаровского императива» — «Наука подождёт». Она ждёт до сих пор. По доле расходов на науку в ВВП наша страна находится в начале третьего десятка (см. рис. 10). Правящая элита России не верит в отечественных учёных и не доверяет им. Российская наука оказалась не у дел.

Рис. 10.

Власть даёт понять исследователям, что и они сами, и их работа не очень-то нужны. Зарплата профессора (по паритету покупательной способности (ППС)) в отличие от других стран немного не дотягивает до среднего подушевого дохода (см. рис 11). «Небогато живет люпмен-профессориат», — невесело шутят сами профессора. Надо подрабатывать и подрабатывать, чтобы свести концы с концами. Зарплата директора академического института в Москве меньше, чем ставка «мерчиндайзера» в приличном универсаме и вдвое меньше зарплаты прораба на стройке.

Рис. 11.

Интересно, что о том же размышлял четыре века назад Фрэнсис Бэкон, пытаясь объяснить власть предержащим надобность в учёных: «Тот, кто ковыляет по прямой дороге, опередит бегущего, что сбился с пути." (Примерно такую же фразу любил повторять выдающийся математик, механик, президент Академии наук СССР М. В. Келдыш в 1960-х годах. И в то время к его мнению прислушивались). Мир стал сложнее, поэтому увидеть «прямую дорогу» и способы парировать риски, поджидающие на этом пути, в ведущих странах помогают учёные.

Или другая любимая мысль Бэкона: «Тот, кто не хочет прибегать к новым средствам, должен ожидать новых бед». Но найти-то эти новые средства и позволяют учёные! Два года прошло с начала радикальных реформ академической науки в России. Самое время подводить итоги.

Вероятно, разработчиков и идеологов реформы подводит отличное знание мифологии и истории и отсутствие представлений о сущности науки.

В мифологии химера представляла собой странный гибрид змеи, козы и льва. Именно этот яркий образ, видимо, имели в сознании разработчики реформы, слившей воедино Российскую академию медицинских наук ((РАМН), известно, что символ медицины — змея над чашей) Российскую академию наук ((РАСХН), имеющую отношение к мелкому рогатому скоту и, в частности, к козам). И коньяк, и пиво — хорошие напитки, но их смесь нравится немногим. Дело в том, что РАН, по замыслу, должна заниматься фундаментальными работами, большинство из которых понадобятся через десятилетия, РАМН и РАСХН — прикладными, которые нужны здесь и сейчас. Но если скрестить ужа с ежом…

Впрочем, наверно, это уже неважно. Видимо последующие шаги авторам реформ навеял фантастический роман Александра Беляева «Голова профессора Доуэля» про действия головы, отделённой от тела.

За без малого 300 лет, прошедших со времени создания Петром I Академии наук в 1724 году, наука существенно изменилась. Она стала коллективной и огромную роль в ней начали играть институты, установки, которые стоят миллионы, а порой и миллиарды долларов. Например, у статьи, в которой рассказывалось об открытии безона Хиггса было 5124 автора… Поэтому отделение академиков и член-корреспондентов от институтов, которые были переданы в Федеральное агентство научных организаций (ФАНО), представляется нелепым как возврат на 300 лет назад. Без институтов собрание даже очень умных и квалифицированных людей в науке сегодня превращается в клуб. Впрочем, о превращении Академии в клуб и мечтал советник президента А. А. Фурсенко и другие инициаторы академической реформы. И эта мечта исполнилась!

Но тогда, без теснейшей связи с институтами ни о какой экспертизе всех научных проектов, стратегий и концепций, которые вменены в обязанности РАН, и речи быть не может. Возведен новый ведомственный барьер, который пока непонятно, как преодолевать.

В пылу полемики В. И. Ленин писал, что и кухарка, получившая соответствующее образование, сможет управлять государством. Однако таких экспериментов не ставилось и страной управляли другие люди. Спрашивается, кто же должен управлять 1007 институтами трех академий, управлять научными исследованиями, а не столами, стульями, ремонтом и благоустройством?

Тривиальный ответ, который дают во всём мире, состоит в том, что этим должны заниматься люди, имеющие отношение к науке. Но авторы реформы и руководители, курирующие науку в стране, решили не искать лёгких, проторенных путей и попробовали поэкспериментировать — поручить руководство ФАНО финансистам, экономистам, хозяйственникам.

В научных институтах раньше был помощник директора по хозяйственной части (или для краткости помпохоз), сейчас их для солидности называют «заместителями директора по общим вопросам». Это очень важные люди — уборка территории, пожарная безопасность, тепло и вода находятся в их ведении. Без этого в научной организации никак нельзя. Но никому и в страшном сне не могло присниться, чтобы такой человек, при всем уважении к нему, сможет руководить научной организацией. Но… это произошло — именно в распоряжении финансистов и хозяйственников из ФАНО оказались сотни институтов…

Что могут эти люди? Требовать горы бумаг у институтов, которыми руководят, и реорганизовывать, объединять. Например, Институт леса им. В. Н. Сукачева и Институт физики им. Л. В. Кириенского в Красноярском научном центре Сибирского отделения РАН. Где физика и где лес? Или другое одиозное «присоединение». К Институту проблем информатики, в целом далекому от фундаментальных исследований, присоединили Институт системного анализа (входящий по международному рейтингу в 100 ведущих мозговых центров мира) и Вычислительный центр им. А. А. Дородницына — всемирно известную организацию, в которой научные школы создали академики А. А. Дородницын, Н. Н. Моисеев, А. А. Петров, П. С. Краснощёков. Этот институт внес огромный вклад в решение ряда особо важных оборонных задач, в освоение нефтяных богатств Сибири, в моделирование глобальных климатических изменений. Под какие задачи их объединять? Нет у ФАНО ответа. Коллектив протестует, подает в суд на незаконные действия чиновников. Но тщетно. Логика чиновников — «1000 организаций — слишком много, чтобы управлять было легче, их число надо уменьшить», пока побеждают доводы ученых, говорящих о важности разнообразия и конкуренции, научных школах, традициях, необходимости исходить из задачи, а не из соображений копеечной экономии или, как в случае военных академий, об «освобождении престижных площадей в Москве.»

Недавно руководитель ФАНО, бывший замминистра финансов М. М. Котюков доложил В. В. Путину, что благодаря слиянию трех медицинских институтов в один сразу удалось получить выдающиеся научные результаты. Это первый случай в мировой практике — видимо ФАНО удалось сделать невозможное.

Не умея придумывать реальных задач, ФАНО требует фантомов — например, увеличения цитируемости отечественных работ в базах данных Scopus и Web of Science… Грустная картина.

Есть известная пословица — у 7 нянек дитя без глазу. А у трех с глазом или нет? И на этот вопрос наши руководители хотят получить ответ, поставив эксперимент над отечественной наукой. На руководство фундаментальными исследованиями сейчас претендует РАН (в формате клуба учёных), ФАНО (тот, кто платит деньги научным институтам, тот хочет и «заказывать музыку») и Минобр (раз наука есть в названии министерства, то надо соответствовать). Жизнь показала, что, судя по всему, у троих нянек тоже без глаза… А может быть, лучше было бы не экспериментировать, а познакомиться с басней И. А. Крылова «Лебедь, рак и щука» (да есть ли она сейчас в школьной программе?), которая заканчивается словами: «Кто виноват из них, кто прав, — судить не нам; да только воз и ныне там».

Конечно, не следует идеализировать РАН в заключительный период её «неклубной» жизни (1991–2013). Маркс писал, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. Поэтому господствовавшие тенденции не могли не наложить свой отпечаток на эту организацию.

Выдающийся математик и механик, один из основоположников теории космических полётов, академик Т. М. Энеев как-то заметил, что в жизни крупного учёного можно выделить четыре периода — всеучения, всеумения, всепризнания и всемупрепятствования. В первый период учёный всему учится. Во второй он получает свои главные результаты и работает наиболее плодотворно. В третий эти результаты, наконец, признают и учёного награждают, избирают, назначают. А в конце он начинает считать, что всё новое не идёт на в какое сравнение со старым и особого внимания не заслуживает… Конечно, хотелось бы, чтобы академическое сообщество в массе своей находилось на стадии «всеумения» (как это было, например в 1950-е годы). И, наверно, это можно сделать, но для этого страна должна ставить перед исследователями задачи. Ведь наука для общества — инструмент, помогающий ему жить лучше, дольше, безопаснее не только сейчас, но и в будущем. Но инструмент, который не используют, ржавеет и приходит в негодность.

Опросы, которые проводили социологи в 2013 году, до разгона Академии, показали, что ей «скорее доверяют» 64% опрошенных, что на тот момент было больше, чем уровень доверия Президенту РФ и церкви. И, наверно, не стоило уничтожать этот важный социальный институт… И такой уровень доверия имел место после 20 лет правления президента РАН Ю. С. Осипова, старавшегося сделать всё, чтобы общество Академию «не замечало». Даже когда вводили ЕГЭ и начинали крушить образование в России, РАН, членам которой было более, чем понятно, к каким бедам это приведет, молчала.

Сама академическая идея, выдвинутая Ф. Бэконом, обладает огромной привлекательностью. Поэтому «клоны» Академии, реализующие те или иные фрагменты её деятельности, возникают вновь и вновь. К ним можно отнести и ВШЭ, и МГУ, и Курчатовский институт, и Сколково; в 1990-е годы вообще возникло почти 200 общественных академий. Но здесь, как выяснилось, копии оказались гораздо хуже оригинала…

Какие же содержательные задачи можно и нужно было бы поставить перед отечественной наукой?

Мир стремительно идёт к войне, поэтому одна из главных задач — научное обеспечение оборонно-промышленного комплекса (ОПК) страны. С аналогичной задачей советская наука блестяще справилась в период с 1938 по 1943 год. Победа над фашизмом была одержана не только на полях сражений, но и в лабораториях учёных, конструкторских бюро, на полигонах и в университетских аудиториях.

Сейчас ОПК России сориентирован на модернизацию и производство советской военной техники. Но мир изменился, происходит революция в области вооруженной борьбы. Ареной противостояния могут стать другие среды, и это потребует иных средств. По оценке вице-премьера РФ Д. О. Рогозина, курирующего оборонный комплекс, данной в 2013 году, наша страна не готова ни к кибервойнам, ни к защите своих интересов в Арктике.

Большие проблемы имеют место и с электроникой, и с вычислительной техникой, и с программным обеспечением. Ахиллесовой пятой российской армии в силу этого являются разведка, управление и связь… Кроме того разваленной оказалась военная наука. Академия наук, если бы она была в нормальном, работоспособном состоянии, могла бы помочь в её возрождении.

Мы привыкли видеть в качестве людей, реализующих интересы Запада в России, «агентов влияния», активно действующих в социально-политических областей, или шпионов. Однако этот стереотип во многом устарел, — вполне достаточно блокировать инициативы учёных, инженеров, разработчиков, и тогда новой техники и новых возможностей у страны не появится… Збигнев Бжезинский в своё время говорил, что Америка в XXI веке будет развиваться «против России, за счет России и на обломках России». Бюрократия, волокита, проявления некомпетентности и постановка ложных целей в науке — одно из наиболее эффективных средств борьбы с Россией. Они лишают страну будущего.

Одной из наиболее важных технологий в настоящее время является проектирование будущего. Это анализ, прогноз и управление небольшими изменениями в сегодняшнем дне, которые могут изменить траектории развития крупных компаний, отраслей промышленности, регионов, стран, цивилизаций. В нашей стране прогнозы, планы и стратегии сказались монополизированы ВШЭ и Российской академией народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС). Как правило, не только все остальные, но и сами разработчики понимают, что их документы либо никуда не годятся, либо устаревают ещё до того, как окажутся напечатанными. Неужели можно десятилетиями наступать на одни и те же грабли?

Но мир-то живёт иначе! Сильные научно-технические позиции Японии во многом связаны с национальным форсайтом и планированием, идеи которых были позаимствованы в 1970-х годах в СССР. Раз в 5 лет около 10 тысяч ведущих учёных, инженеров, экспертов, предпринимателей и руководителей страны размышляют о желаемом будущем с горизонтом в 30 лет, выделяет ключевые научно-технические, организационные проблемы, которые должны быть решены на этом пути. Затем на основе этого дальнего прогноза осуществляют индикативное планирование на пять лет. Через пять лет подводят итоги, выявляют наметившиеся тенденции и затем вновь заглядывают на 30 лет вперед. В своё время японцы отлично выучили советские уроки, наверно и нам сегодня не грех поучиться у них.

Третья проблема связана с форсированным развитием ряда биологических и биотехнологических исследований. Это ключ к развитию медицины, созданию отечественной фармацевтики и обеспечению продовольственной безопасности. Отечественная фармацевтика была уничтожена сразу после распада СССР, в бытность правительства Ельцина-Гайдара. В последующие годы многие руководители вложили огромные усилия, чтобы она так и не поднялась. Семеноводство также уничтожено и сельское хозяйство России «посажено» на импортные семена. В нынешней ситуации, когда страна начинает не только осознавать, но и защищать свои национальные интересы, такая ситуация нетерпима. И наука может сыграть здесь огромную роль.

Приоритетов не может быть много. Иначе на их реализацию не хватит ни денег, ни кадров, ни организационных возможностей.

Поэтому в качестве последнего стоит обозначить системный проект освоения Арктики, значение которой в XXI веке будет огромно.

Эти, на первый взгляд, «прикладные» проблемы (так же как космический и ядерный проекты в советские времена), требуют огромного объёма фундаментальных исследований и эффективного взаимодействия учёных и между собой и с властью. И вообще, когда люди занимаются серьёзным делом, многое отходит на задний план. Тут уже не до цитируемости — дело надо делать. Выдающийся советский учёный Игорь Васильевич Курчатов ставил перед своими коллегами задачу «обгонять не догоняя». Это сейчас актуально для всей России и, в первую очередь, для её науки.

 

Нельзя игнорировать послезавтрашний день. Он непременно настанет. Будущее России может и должно состояться.

Источник